"Непостижимый Федоров" - воспоминания о Святославе Николаевиче Федорове, основателе МНТК "Микрохирругии глаза"

Мне посчастливилось вырасти рядом с ним. Мне было 4 года, когда состоялось наше первое яркое знакомство. Этот момент глубоко врезался в мою память. Была зима, вокруг все было покрыто белым пушистым снегом. Он легко поднял меня одной рукой и посадил прямо перед собой на лошадь, на которой сидел сам. При этом он что-то говорил мне спокойным и уверенным голосом, но эти слова стерлись из детской памяти. В памяти остались только сильные и теплые человеческие руки, за которые я держался. Это были руки Святослава Николаевича Федорова - человека, который вскоре заменил мне отца, поскольку я рос без родного отца, а также стал мне другом и учителем. Этими руками он вернул зрение многим тысячам счастливых пациентов и сделал еще очень много добрых дел. Прошло, а точнее полетело коротких 22 года моей жизни рядом с Федоровым. Эти годы запомнились мне светлой полосой моей жизни, когда все было хорошо, понятно и в жизни почти не оставалось вопросов без ответов.

Однажды в детстве он отучил меня врать - раз и навсегда.

У него был очень красивый нож десантника, чей-то подарок, который он держал на даче и любил брать с собой в лес, на охоту. Этот нож прекрасно резал, рубил и его можно было точно метать. Он был отполирован, красиво блестел, был очень острый и перерубал даже очень толстые сучья с одного удара. Каждое лето я проводил все летние школьные каникулы на даче Федорова. И вот однажды, когда его не было на даче, я взял этот нож и начал рубить им доски. И, о ужас! Оказалось, что в досках были вбиты гвозди. Когда я это заметил, нож был уже весь в зазубринах. Я не придумал ничего лучше, чем просто положить его на место. Когда Святослав Николаевич приехал на дачу и взял нож в руки, он конечно же сразу заметил зазубрины на нем и спросил меня: "В чем дело, откуда это?" Я ответил: "Не знаю",- и потупил взгляд. Он посмотрел на меня очень строго и коротко сказал: "Никогда не ври!",- отвернулся и ушел. И это все: ни ругани, ни долгих разъяснений о том, что такое хорошо и что такое плохо и как делать не надо. Но эта короткая фраз была сказана им так, что мир для меня на время перестал существовать. Мне было безумно стыдно и я не знал куда деть себя весь день. После этого случая я больше не врал.

Его буйная натура и бунтарский дух не давали ему сидеть на месте.

Мы делали с ним много интересных вещей: катались на мотоциклах, ходили на охоту, плавали, летали на вертолете, играли в шахматы. У него на даче жили две лошади, и мы все лето почти каждый день с удовольствием катались на них. Лошади для него были предметом особой любви и исполненной мечтой детства.

С детства он был приучен к лошадям своим отцом, командиром конной дивизии Красной Армии. Его отца, как и многих других, репрессировали в 1938 году и жизнь резко изменилась. Часто им с мамой приходилось просто выживать. По этому про лошадей пришлось надолго забыть. Но вот пришло время, и уже в зрелом возрасте, будучи директором большого института МНТК "Микрохирургия глаза", он купил двух лошадей и построил конюшню для них у себя на даче. Так исполнилась его детская мечта. При каждом удобном случае приезжая на дачу он катался на лошадях, иногда уезжая за много километров от дома. Он считал, что лошадь - это большое доброе существо, при общении с которым человек заряжается огромным количеством положительной энергии. Как он говорил: "Мы ловим свободные электроны, которые исходят от лошади".

У него было своеобразное отношение к боли.

Он считал физическую боль совершенно незначительной вещью в своей жизни, которую легко можно перетерпеть. При этом, надо заметить, что он был человеком с очень крепким физическим здоровьем. Ему, например, было незнакомо, что такое головная боль. Он не понимал, как голова может болеть.

Помню один случай. Мы ехали с ним на лошадях и он сказал: "Давай наперегонки". Мы поскакали галопом очень быстро. Он на своей лошади вырвался вперед, и тут лошадь увидела лужу, испугалась и резко рванула в сторону. Святослав Николаевич не удержался и упал. Когда он встал на ноги. мне показалось, что одного плеча у него как будто бы нет. Плечо оказалось вывихнутым из сустава. Он продолжал улыбаться, хотя какая-то тень физического страдания была на его лице. Мы сразу поехали к нашему хорошему другу и соседу по даче Владимиру Иосифовичу Солонцову. Под плечо продолжили бутылку из-под шампанского и вправили вывих. Это была довольно серьезная травма. Однако уже на следующее утро Святослав Николаевич попросил меня поседлать лошадей и, ко всеобщему удивлению, мы опять поехали кататься.

Ни своих, ни чужих детей Федоров никогда не заставлял выбирать жизненный путь. Но был он человеком чрезвычайно мудрым. Однажды, когда я еще учился в школе, он взял меня с собой в операционную. Просто сказал: "Пойдем, посмотришь". До этого я и представления не имел о том, что такое офтальмохирургия, и глаз казался мне всего лишь маленьким парным органом, похожим на фотоаппарат. Заглянув в операционный микроскоп, я обнаружил, что глаз сложный орган, и внутри него находится целый космос. С тех пор я для себя решил, что стану хирургом-офтальмологом. Выбор был сделан в тот же день, раз и навсегда.

Самая интересная жизнь с Федоровым началась у меня сразу после института. Он почти каждый день фонтанировал новыми интересными идеями. Какие-то из них мы успели воплотить при его жизни, а какие-то уже после. Некоторые его идеи казались совершенно невероятными и невозможными. Например, офтальмологический конвейер "Прозрение", автобус- операционная, корабль-операционная, самолет-операционная, самые передовые в мире, сложные новейшие технологии в офтальмологии, которые по началу трудно поддавались освоению, а затем все легче и легче, по мере накопления опыта. Но Федоров всегда говорил: "Ребята вперед!" И мы, его ученики, коллеги, соратники шли вперед и зачастую все вместе делали невозможное, потому что не знали, что это невозможно. Ведь Федоров сказал, что все получится. И у нас с ним все получалось.

Одной из его любимых фраз было: "Это же просто, как помидор!"

И нам не только казалось, что мы просто можем делать сложные вещи, - мы их действительно делали. Только после этого я понимал смысл таких фраз, как "простота - высшая мудрость" и "простота - признак гениальности". Благодаря его колоссальной жизненной энергии и поистине железной воле, у Федорова была уникальная способность: он умел, в хорошем смысле, искажать окружающую реальность силой своей мысли и воли. Это искажение реальности основывалось на глубочайшей и непоколебимой вере в свою собственную огромную силу и веру в людей, и, в первую очередь, во всех нас - окружавших его учеников и коллег. Поэтому общие правила его и нас как будто не касались. Мы многое делали по правилам, установленным самим Федоровым. Благодаря всему этому вокруг Федорова образовался удивительно сплоченный и творческий коллектив, для которого практически не было преград и невыполнимых профессиональных задач.

Мне было очень интересно все время делать что-то новое. Федоров же считал, что человек обязательно должен каждый день делать что-то новое, и это один из главных факторов человеческого счастья. По мере моего профессионального развития наши с ним отношения становились все ближе и ближе, появлялось все больше общих тем и интересов. Год за годом я постепенно перенимал "стиль мастера". У него была еще одна редкая особенность - ему было скучно быть счастливым одному или приносить счастье только своей семье.

Ему обязательно нужно было сделать счастливыми всех окружающих его людей. Только тогда он в полной мере мог чувствовать, что он счастлив, только в компании.

Именно поэтому многие считали его утопистом, несмотря на то, что почти все свои планы в жизни он реализовывал. Просто с детства почти все мы слышали, что нельзя сделать счастливым весь мир. А он верил и знал, что можно. Верил и делал счастливыми очень многих окружающих его людей. И сделал бы еще очень много, если бы не тот самый злополучный вертолет. Федоров на много лет опередил свое время. Его идеи в силу свей неординарности, новизны и революционности с большим трудом воспринимались согражданами. Он часто говорил: "Я как та собака, которая лает в 5 часов утра. Все еще спят и меня почти никто не слышит, но некоторые уже начинают просыпаться от моего лая". Разбудить всех он так и не успел...

И вот его не стало. Осталась только боль утраты, которая притупилась со временем, но не прошла совсем. И остались теплые воспоминания о той нашей жизни при нем.

После того как он погиб, многое в своей жизни я делал как бы советуясь с ним и думая, как бы он поступил в данной ситуации. Думаю, что так и будет продолжаться всегда.